Новые интересные записи
прямиком Вам на почту!
Только полезные материалы!

Ваш email:  

Размеренно бежит время. Уходят в небытие отдельные города и целые государства, меняется облик огромных земных пространств. Там, где сейчас на картах обозначен Центрально-Черноземный экономический район, раньше простиралось Великое Предстепье.

На протяжении веков Великое Предстепье было ареной ожесточенной борьбы между населявшими его славянами и кочевниками. Половцы и татары не раз проходились по нему огнем и мечом.

Лишь в начале XVI в. строятся укрепленные города-крепости. На разном расстоянии от них учреждаются сторожевые посты — «сторожи», которые располагались главным образом на больших дорогах, около бродов через реки, больших лесов.

В первой половине XVII в. историки отмечают бурный рост населения Великого Предстепья. Строятся новые города, копаются рвы, устраиваются засеки.

Начало XVIII в. знаменовало собой ускорение и усиление воздействия человека на природу Предстепья. В это время было распахано степей больше, чем за два предыдущих столетия. Плотность населения в северной половине лесостепи выросла до 42 человек на квадратную версту, в то время как в южной она не превышала 7. Большинство населения составляли крепостные крестьяне, основным занятием которых было земледелие.

Изменился облик степи. Характерной ее особенностью стала чересполосица. Ленты черной вспаханной земли чередовались с полосками озимей. Желтели квадраты жнивья, перемежающиеся с сорами — забурьяненными участками поднятой ранее степи. Тут и там по их закрайкам возвышались скирды с сеном и сметанные в стога снопы с хлебом.

Другой важной отраслью сельского хозяйства было скотоводство. Оно имело наибольшее значение там, где еще оставались обширные степи. Целинные степи и залежные участки во второй половине XVIII в. сохранились лишь в южных уездах Воронежской и Тамбовской губерний. Пашни там составляли от 23 до 50 %, в северных же уездах доля пашни доходила до 60 %. Еще в 20-х годах XIX в. в Воронежской губернии скотоводство было главным занятием населения. На более чем двухстах конных заводах содержалось 12 тыс. чистокровных лошадей, а всего в Воронежской губернии насчитывалось около 572 тысяч лошадей и 600 тысяч голов крупного рогатого скота. Именно скотоводам принадлежит заслуга в придании Предстепью еще одной, до той поры не характерной, ландшафтной особенности. Неотъемлемым атрибутом прасольских хуторов были степные пруды — ставки, устраиваемые для водопоя скота. Укрепляя земляные плотины, владельцы водоемов обсаживали их ветлами. Со временем по торчащим далеко в степи деревьям можно было безошибочно определить местонахождение пруда.

Одновременно с распашкой степей шло дальнейшее сведение лесов. В 1701 г. по указу Петра I в устье р. Вороны только для обжига кирпича и извести было заготовлено 53 тыс. бревен. На нужды адмиралтейства рубился Шипов лес и леса около Костенска, до этого считавшиеся непроходимыми.

Постепенное сокращение пригодных местообитаний и прямое преследование со стороны человека не могло не сказаться на численности и распространении животных Предстепья. В первую очередь это коснулось тех видов, для жизни которых были необходимы крупные участки леса, обширные степные пространства, спокойные, мало посещаемые людьми места.

С первых лет заселения края жизнь обитателей укрепленных поселений — «городищ» — была тесно связана с животными. Как свидетельствуют данные археологов, полученные при раскопках двух городищ у с. Борщево на Дону и в урочище Кузнецовом на р. Воронеж, основой питания поселенцев были бобры и копытные, на которых приходилось 80 % от всех остатков животных, обнаруженных в кухонных отбросах. Доля бобров там составляла 39, копытных — 42 % (Барабаш-Никифоров И. И., 1957).

 

 

В XVII в. бобр (Castor fiber L.) ценился высоко, поэтому при описании поместий, вотчин и уходов бобровые угодья выделялись особо. Во второй половине семнадцатого столетия южнее р. Сейм встречались еще обширные степи, изобилующие копытными. В исторических источниках, относящихся к южной задонской лесостепи и датированных 50 и 60-ми годами XVII в., приводится множество сведений о лосиных станах, стойлах и купалищах, о «Козиных» станах и стойлах, о «свиных логовах» и «прорысках». Эти звери водились в то время в верховье р. Цны, в бассейнах Лесного и Польного Воронежа, Вороны и Хопра. Отдельно упоминалось о нахождении этих видов в Теллермановском лесу. Олени в этих местах встречались уже редко. В конце XVII в. повсеместно наметилось сокращение ареалов лося, оленя, косули и кабана. Зубры, как считают историки, после 1709 г. в Воронежской лесостепи уже не встречались. В Воронежской губернии к 1781 г. лось (Alces alces L.) также не встречался. Большая убыль численности лося произошла между Доном, Хопром и Медведицей. В начале XVIII в. косуля (Cervus elaphus L.) повсеместно обитала в Воронежской губернии, но уже на более поздние запросы Академии наук (1781) только из Бобровского уезда сообщили, что в нем бывали дикие козы, да и то изредка. Олень (Cervus elaphus L.) в центрально-черноземной лесостепи в конце XIX в. содержался лишь в зверинцах.

К середине XVIII в. лесостепной юг Воронежского края в отдельных местах сохранял первозданные природные черты. Леса не подверглись тому сокращению, которое имело место в последующие десятилетия, а пахотные угодья занимали только небольшую часть удобных земель. Как свидетельствует один из основоположников отечественной экологии Н. А. Северцов (1855), ковыльная степь во многих местах сохранялась еще в «первоначальном» виде. Типичная птица этой степи — стрепет (Tetrax tetrax L.) — встречалась в те годы во время кочевок стаями по несколько тысяч особей.

Однако уже тогда, по мере вырубки балочных лесов, небольших лесных — «островов» — в степных западинах и под влиянием глубоких изменений, вносимых в природу степи распашкой обширных участков, быстро развивались процессы перестройки дикой степной фауны. Шло сокращение количества крапчатых сусликов, хомяков и подземных грызунов-слепышей, взамен которых появились в массе серые полевки. Перевязка (Vormela perigusna Guld.) — пестрый хорек, охотящийся за сусликами и ранее обычный на юго-востоке Воронежской губернии, ко времени наблюдений Н. А. Северцова стал уже крайне редким. Практически исчезли сурки (Marmota bobacMuller.).

Наоборот, фауна полей еще не вполне образовалась, животные еще не приспособились к новым условиям, произведенным обработкой земли.

Окончательное формирование ландшафта современной лесостепи закончилось к концу XIX в. К этому времени степной целины оставалось мало даже на юге Воронежской губернии, а в других районах Среднерусской лесостепи уцелели лишь ее мелкие участки. Большие площади лесов были сведены, а в оставшихся происходила смена пород. Лесистость Воронежской губернии составляла 8 %. Большинство лесов было вырублено. Уцелели лишь отдельные россыпи мелких лесных островов по оврагам и балкам, да кое-где сохранились лесные массивы по долинам рек — Воронежа (Усманский бор), Хопра (Теллермановский массив), Битюга (Хреновской лес).

В первой половине XIX в. наиболее сильные изменения среди копытных произошли в южной части Центрального Черноземья. Описывая фауну Воронежской губернии, Н. А. Северцов (1855) причисляет кабана и косулю к исчезнувшим видам, а лося и оленя не упоминает совсем. Кабаны (Sus scrofa L.) водились в самой южной части губернии до конца XVIII в., а последний экземпляр был убит в битюгских лесах в 1820 г.

С распашкой степной целины и сведением лесов активизировался процесс высыхания болот и обмеления рек. Своего пика он достиг к 70-м годам XIX столетия. Как следствие, значительно ухудшились условия обитания водных животных и, в первую очередь, бобра и выхухоли. Шло повсеместное сокращение их численности, а во многих местах эти звери исчезли совсем (рис. 63).

К концу XIX в. Великое Предстепье представляло собой уже Великую Пашню. Распаханность земель составляла более 60 %. Для фауны Воронежского края это означало переход многих видов в полную зависимость от человека. Для того чтобы выжить, необходимо было приспосабливаться к изменившемуся «дому», осваивать новые местообитания. Кто-то привык быстро, кто-то пережил эти изменения болезненно, иные не смогли приспособиться совсем. Прежде всего, это коснулось «степняков». Не зря же сурок-байбак, дрофа (Otis tarda L.), стрепет и перевязка заняли места на страницах Красных книг СССР и РСФСР.

К середине 50-х годов XX в. на территории Воронежской области осталась единственная небольшая колония сурков на землях Института земледелия им. В. В. Докучаева в Таловском районе (Барабаш-Никифоров И. И., 1957). Однако с 1962 г. из южных районов вновь начали поступать сведения о встречах с байбаком, куда зверек проник, по-видимому, из Украинского степного заповедника, Ростовской области, а возможно, и сохранившихся кое-где местных микропопуляций. В последующие десять лет он заселил балочные системы Богучарского и Кантемировского районов (Семаго Л. Д., Рябов Л. С, 1973). При этом сказалось вторичное приспособление байбака к жизни по склонам балок, узким полосам залежей, а также устройство нор на полях. В 1975 г. его численность оценивалась примерно в 3,5 тысячи особей, а к 1982 г. — уже в 6,5 тысячи (Рябов Л. С. и др., 1983).

Своеобразные поселения сурков образовались во многих заброшенных человеком хуторах, норы там располагались обычно под сохранившимися фундаментами хат и в полуразрушенных подвалах.

Не везде преобразовательная деятельность человека пошла на пользу этому зверьку. Так, создание мощной сети полезащитных полос в уже упоминавшемся Институте земледелия поставило на грань исчезновения аборигенную популяцию сурков. Дело в том, что лесные посадки со временем вызвали значительный подъем грунтовых вод, а это, в свою очередь, обусловило массовую гибель животных. Особенно значительной она была в 1975 г.

---